Давно замечено: здоровье — как счастье. Когда оно есть, его не замечаешь. Но вот на счетчике прожитых лет мелькнула цифра 60 — и организм, которому, казалось, сносу не будет, стал давать сбои. Да такие, что без врачебной помощи уже не обойтись… Намаявшись в очереди на прием к врачу, наслушавшись горестных рассказов о чужих болячках, наконец переступаешь порог кабинета. «На что жалуетесь?» — устало спросит доктор, не отрывая глаз от медицинской карточки. Выслушав, глубокомысленно изречет: «Ну что ж… В соответствии с вашим возрастом…» Вот и диагноз поставлен. Ни облегчения, ни утешения такое общение с врачом не принесло.

Еще в студенческие годы прочел я публицистическую повесть Викентия Вересаева «Записки врача». И по сей день помню, как ужаснула меня мысль писателя о том, что нормальный человек — это человек больной. А здоровый представляет собой лишь счастливое уродство. Этакое резкое уклонение от нормы… «Неужели это действительно так?» — спрашиваю у своего собеседника Авксентия Артемовича Степанюка. Заведующего отделением Минской областной больницы. Отличника здравоохранения, председателя комиссии по медицинской этике и деонтологии.

— А меня поразило другое высказывание писателя, — включается в разговор Авксентий Артемович. — Профессиональный врач, тонкий психолог и, несомненно, мужественный человек Викентий Вересаев называет медицину немощной, бессильной, ошибающейся и лживой. Потому что она берется лечить недуги, которые не может определить. И старательно определяет такие болезни, которые заведомо не может вылечить. Более века прошло с тех пор, как были произнесены эти слова, вызвавшие бурные негодования в медицинской среде. Это же подрыв доверия к медицине и врачам! А задумаешься — есть в этом горькая правда, есть… В медицине достигнуты фантастические результаты, но многое в ней как было 100 лет назад, так и осталось. Люди меньше болеть не стали. Больницы не пустуют. И долго–долго еще не будут пустовать.

В каждом, абсолютно в каждом человеке скрыты невидимые часы той или иной болезни. Просто механизм их пока еще не запущен. Но это — дело времени. И когда они пойдут в ход, самое главное — вовремя услышать это необратимое тиканье. Но такой слух дан далеко не каждому врачу…

А знаете, мне всегда хотелось стать врачом. Чтобы маму вылечить. После моего рождения (в семье я — девятый ребенок) мама заболела. Сначала ходила с палочкой. Потом — на костылях. А когда совсем перестала двигаться, отец смастерил ей инвалидную коляску. Мама — инвалид. Отец вернулся с фронта инвалидом. Он 30 лет носил в ребре осколок. Образовался свищ, который так и не закрылся. Страдания самых родных для меня людей как будто открыли в моей душе окошко для проникновения чужой боли. Для вхождения в нее… В каждом пожилом пациенте я вижу своих родителей. Стараюсь поставить себя на место больного. И разговариваю с ним так, как хотел бы, чтобы разговаривали со мной. Да, это азбучные истины. Но чем они проще, тем сложнее им следовать. Потому что постоянно наталкиваешься на стену недоверия. Жизнь стала зыбкой, неустойчивой. Люди боятся врача и всего того, что связано с больницей и нашей бесплатно–платной медициной. Гонимый болью, человек идет на прием к врачу, хотя в душе сомневается, что там ему помогут.

Очень важно, как врач разговаривает с пациентом. Сказал доброе слово, внимательно выслушал, проявил человеческую заинтересованность — вот и полегчало человеку. Но когда в коридоре клокочет живая очередь, возразят мне мои коллеги, откуда взять время на душеспасительные беседы? Что–то услышал, схватил на лету, выписал рецепт — и заходи следующий. Главное — не навредить, не ошибиться с препаратом, а поможет лекарство или нет – то не наша забота! Если же кто–то проявит недовольство, можно охладить его пыл расхожей фразой: «За такую зарплату, как моя…» И пошло–поехало… Но разве есть вина пациента в том, что доктор получает невысокую зарплату? Совесть не подгонишь к размеру зарплаты. Она вне формата. Совесть либо есть, либо ее нет. Вот так, выполняя врачебный долг, можно легко оказаться за чертой милосердия.

Но, с другой стороны, откуда взять столько любви и милосердия, чтобы хватило на всех страждущих? Когда врач постоянно находится в зоне облучения отрицательной энергией. Когда каждый день его нервы напряжены до предела и жизнь жестоко бьет по ним. Когда наступает профессиональное выгорание. Когда не принадлежишь ни себе, ни семье — всегда могут вызвать к больному. Когда пропадает радость жизни. И много еще таких «когда», от которых — увы! продолжительность жизни врача одна из самых небольших. Но вот твой пациент излечился. Он чувствует радость, как будто заново родился на свет. Эта его радость — и радость врача. Пожалуй, нет сладостнее чувства своей нужности людям. Оно спасает. Оно дает смысл жизни.

А между тем судьба к моему герою не проявляла особой благосклонности. И трудной была его дорога к профессии. Случилось так, что паренька из деревни Осовляны Дрогичинского района родители определили в школу–интернат уже с третьего класса. Сначала в деревню Перковичи, а потом — в Телеханы. И вовсе не потому, что не могли прокормить сына (у старших детей уже были свои гнезда). Отец понимал: в интернате учеба Авксентия будет стабильной. А дома ему все время пришлось бы отвлекаться на хозяйство. Родители не умели ни читать, ни писать. Выучить сына на доктора была их большая мечта.

Поступить на учебу в мединститут с первой попытки не получилось. Пошел на подготовительные курсы, засел капитально за учебники и в 1970 году Авксентий Степанюк стал студентом лечфака Гродненского мединститута. С четвертого курса увлекся хирургией. С детства была у него тяга заглянуть внутрь организма. И когда такая возможность представилась (в райбольнице ему вырезали аппендикс), не смог устоять. Потихоньку освободил руки, приподнял простыню, не дававшую увидеть, что там делается, и… услышал грозный окрик хирурга: «Немедленно привяжите ему руки! Еще в рану полезет!» Интернатуру он проходил в Брестской городской больнице. Здесь Степанюк сделал и свою первую самостоятельную операцию: ушил прободную язву. Получил специальность врач–хирург. Но во всей Брестской области не нашлось места для молодого хирурга. И направил его облздравотдел в Ивацевичскую районную больницу… анестезиологом–реаниматологом. В институте по анестезиологии было всего два занятия. Вот и пришлось Степанюку постигать специальность с азов. Прошел стажировку в Брестской областной больнице. А когда по–настоящему почувствовал вкус очень непростой профессии, понял, что она ему по душе. И прежде всего тем, что приходилось принимать незамедлительные решения. Разумеется, без права на ошибку. Потому что ее цена — жизнь человека.

В районном центре, как в большом селе, все знают обо всем. И случись беда — больной не проснулся после операции — об ошибке анестезиолога судачили бы на каждом углу. Чтобы по ночам не мучила совесть, свою профессию надо знать в совершенстве. Именно таким специалистом и пришел в начале 80–х в Минскую областную больницу Авксентий Артемович Степанюк. А через 10 лет его назначат заведующим отделением, которое теперь носит мудреное название — гипербарической оксигенации (сокращенно — ГБО). Соль, конечно, не в названии. ГБО для Авксентия Артемовича оказалось совершенно невспаханным полем. Новой высотой, которую обязательно надо было взять.

И он взял ее. Авксентий Артемович — тот врач, которому верят. Он работает не на авторитет, а, наоборот, авторитет работает на него…

Так в чем же суть лечения методом ГБО? А в том, что пациента помещают в барокамеру, где создается давление выше атмосферного. Пациент дышит чистым кислородом. Более того, при повышении давления в камере увеличивается и процент кислорода, растворенного в жидкой части крови. А ведь целый ряд заболеваний связан как раз с нарушением кровообращения в том или ином органе. Значит, в неблагополучных участках — кислородный голод. И организм не может самостоятельно справиться с этой бедой. Когда же в барокамере происходит насыщение организма кислородом, ситуация кардинально меняется. Есть немало заболеваний, для которых ГБО — единственный и эффективный метод лечения. И тем не менее должного применения он пока еще не получил. А может быть, и признания. И врачи, и пациенты больше настроены на медикаментозный способ лечения. Пациент обращается к врачу и уже сам знает, какие лекарства ему следует принимать. Реклама сделала свое дело. А лечение методом ГБО, кстати, экономически менее затратное, остается в тени. О нем почти не говорят в вузах. Да и врачи имеют слабое представление. Хотя во всех областных больницах есть барокамеры (а всего их в республике — 77). Не так уж и мало, но всего лишь 17 тысяч человек в год получают лечение методом ГБО. Это не может не волновать Авксентия Артемовича Степанюка. И как главного специалиста Минздрава Беларуси по ГБО. И как человека и врача, которому доверяют. Доктор Степанюк убежден, что лечение методом ГБО не вчерашний день. Оно — сегодня и даже завтра. И знать об этом должны все.