Принц погибал: отёк увеличивался, стала распухать и покрылись язвами шея и грудь, наконец, опухоль покрыла глаза и король, зашедший в комнату больного, вынужден был разжимать ему набрякшие гноем веки, чтобы заглянуть в зрачки…

К большому счастью для всех испанцев, Дон Карлос не сумел стать королём Испании. Его батюшка, Филипп Второй (который, впрочем, и сам был далеко не сахар) вовремя осознал его совершенную неспособность к управлению, что вызвало лютую ненависть со стороны его наследника, спровоцировало конфликты и, в конце концов, привело к скорой смерти инфанта. Драматурги прошлого, из произведений которых широкой публике и известен образ доброго и благородного испанского принца, влюбленного в свою мачеху, а также жестокого и коварного короля-отца, находятся в заблуждении, будучи сами жертвами пустых легенд и обмана. Ни Альфьери, автор «Филиппа II», ни великий Шиллер, создавший своего великолепного и глубоко трагичного «Дона Карлоса», нисколько не задумывались о соответствии своих произведений точной историографии.

Дед Дона Карлоса, император Карл Пятый был сыном сумасшедшей королевы Хуаны, в роду которой психические расстройства были обычным делом. Отец принца, король Филипп Второй, был женат на Марии Португальской, приходившейся ему кузиной, как по матери, так и по отцу. Когда Дон Карлос появился на свет, роды принимали абы как: акушерка была совсем несведущей, а все лекарки, повитухи и фрейлины королевы вышли из спальни, чтобы насладиться зрелищем аутодафе. В тот день сжигали нескольких еретиков – лютеран из Нидерландов, и пропустить это развлечение было никак нельзя. Его мать скончалась на пятый день после разрешения от бремени. В источниках нет прямого указания на мозговую дисфункцию, но, по мнению современных исследователей, поведение инфанта, как в детстве, так и позднее, точно совпадает с последствиями раннего поражения центральной нервной системы. В Доне Карлосе соседствовали физическая немощь и психическая неуравновешенность, создавая страшную и трагическую фигуру глубоко больного молодого человека со странными и жутковатыми придурями.

Венецианский посол Паоло Тьеполо в страхе писал своему правительству, что Карлос родился с длинными, острыми зубами, «…коими кусал, грыз и пытался пережевывать груди своих кормилиц, нанося им ужасные раны…» Позднее Тьеполо сообщал, что низкорослый и мерзкий уродливый принц ему просто отвратителен «… своим скучным вечно недовольным лицом и огромной (впрочем, свойственной всем Габсбургам), нижней челюстью», которой, по мнению дерзкого венецианца, инфант легко мог перекусить древко алебарды. «Ребенок постоянно страдал четырёхдневной малярией, что сильно изматывало его, делая безразличным к знаниям…», – писал его наставник дон Онорато Хуан, гуманист и ученый Возрождения, совершенно бессильный передать принцу хоть какую-то учёность. Британский посол сэр Томас Чалонер написал в своем отчете: «Любопытен, но совершенно ничему не учён». Венецианец Тьеполо считал, что принц ненавидел все науки и достойные и приятные занятия, приличествующие благородному человеку, а любил только вредить и гадить людям. Аппетит принца при этом всём вызывал уважение. Германский посол Дитрихштейн называл его «прожорливым существом, готовым начать снова есть, как только трапеза окончилась».

С детства Дон Карлос проявлял наклонности, которые сейчас назвали бы садистическими. К примеру, если ему представлялось, что люди не оказывают ему должного почтения и внимания, он приказывал тут же, не медля ни секунды, высечь их розгами или отколотить палками. По свидетельству современников – того же Тьеполо – он совершенно не мог себя контролировать, однажды приказав немедленно кастрировать чем-то не угодившего ему человека. Принц любил слоняться по улицам Мадрида с группой молодых повес, охотясь за молоденькими девушками, которых приказывал высечь. Как притчу рассказывают историю о сапожнике, которому инфант заказал ботфорты со специальными кобурами для пистолетов – ольстрами. Тот, повинуясь приказу короля, изготовил их несколько по-иному, чтобы обезопасить принца. В неистовстве инфант велел разрезать сапоги, изжарить в масле и скормить их сапожнику вместе с каблуками.

В то же время мужской силой дон Карлос совсем не обладал. Как-то по приказу короля, собравшегося выяснить, может ли сын иметь потомство, к нему в спальню доставили куртизанку, которой был обещан за это действо дом с землёй. Девицу он совершенно не впечатлил, поразив лишь величайшей надменностью и высокомерием.

«На охоте инфант получал громадное удовольствие от умерщвления животных, обожая, например, смотреть, как кроликов жарят живьем», – писал посол Бадоаро венецианскому дожу. «Он чуть не зарезал кардинала Эспинозу, неожиданно выхватив кинжал, когда его Высокопреосвященство не позволил пошлому и непристойному фигляру Сиснеросу лицедействовать в его присутствии…» Его казначей Хуан Эстеван де Лобон, которого дон Карлос не раз хотел выбросить из окна, пишет о существенных компенсациях знатным испанцам, детей которых избили до полусмерти, по его приказу. Также зверски он истязал упрямившихся лошадей, беспощадно калеча их, отчего 23 из них пришлось добить. Разозлившись на отца и не имея власти навредить напрямую, дон Карлос замучил и любимого коня Филиппа Второго, чем весьма разгневал короля. Позавидовав герцогу Альбе, инфант бросился на него с обнажённой шпагой. Герцог отправлялся в Нидерланды подавлять мятеж, а принц, остро позавидовав ему, решил убить полководца. Правда, знаменитый воин ничуть не испугался злого королёнка, отнял у него шпагу голыми руками и привел к королю, умудрившись не помять обидчивого инфанта.

Однажды, увидев в саду хорошенькую дочь привратника, Марианну де Гарсетас, гулявшую в одиночестве, он, по обыкновению, ринулся за ней вниз по лестнице, «…торопясь догнать и защипать девчонку…», как британский посол Челонер доносил королеве Елизавете Английской. Оступившись, когда осталось всего пять ступеней до конца лестницы, он перевернулся через голову и с силой ударился о кованую садовую калитку, запертую на засов. Задняя часть головы инфанта была разбита. Король прислал своего врача Хуана Гутьерреса, вместе с королевскими хирургами Педро де Торресом и доктором Португезом. Все полагали, что принц умрёт. Один из двух других медиков, личных врачей принца, Даса Чакон оставил подробнейшие записки о лечении инфанта. Когда принц пришел в сознание, ему дали съесть чернослива, бульон и ножку пулярки, после чего он употребил вдоволь мармеладу. Но через пару дней началось нагноение, жар, лицо принца чудовищно распухло. Бакалавр Торрес, известный хирург приступил к операции, «…сделав надрез в форме буквы «Т», а не креста, как настаивал капеллан принца…» Но ничем хорошим это не закончилось, опухоль не спадала, сильно шла кровь, пришлось перевязать рану, чтобы остановить кровотечение. Врачи поставили принцу банки и прописали «…слабительное, которое подействовало 14 раз…»

Принц погибал: отёк увеличивался, стала распухать и покрылись язвами шея и грудь, наконец, опухоль покрыла глаза и король, зашедший в комнату больного, вынужден был разжимать ему набрякшие гноем веки, чтобы заглянуть в зрачки. Ночью прибыл новый лекарь – мавр из Валенсии, «…некий мерзавец и шарлатан Пинтарете, намазавший голову принца какой-то отвратительной, похожей на нефть, мазью, отчего голова наследника совершенно почернела…»,- сообщает Даса Чакон. Мавра немедленно вышвырнули из дворца. Наконец, прибыл знаменитый голландец Везалиус, вскрывший опухоль и вычистивший весь гной. Голову инфанта заново обработали мазью из ирисов, скипидара, яичных желтков и розового мёда. Принцу полегчало, он начал поправляться, хотя исцеление приписали не знаменитому голландцу, а весьма благочестивому монаху Фра Диего из Алькалы, сушёную мумию которого попы клали в кровать принца на ночь. Интересно, что к лику святых Фра Диего был причислен намного позже описываемого события, хотя король безуспешно и долго ходатайствовал за это у нескольких пап, пока не добился своего. Вся слава излечения досталась монаху, хотя посол Шарль де Тинак донес регентше Нидерландов, герцогине Пармской, что именно великий Везалиус и его искусство хирурга спасло принца.

После излечения поведение принца стало ещё более непредсказуемым, отчего король вскоре лишил его прав наследства. Принц попробовал составить заговор, пытался скрыться за границей, но король, узнав об этих намерениях, лично арестовал его. Дон Карлос был помещен в крепость, замок Аревало, где и окончил свою жизнь.

О его смерти историки говорят разное, но главная версия – это разрушение организма долгими постами, чередующимися с запоями. «…Наконец, мучимый летней жарой, лёжа голым на усыпанной льдом, под простынями, постели, в душной комнате башни, он велел подать себе запечённый паштет из четырёх куропаток, который съел, запив кувшином ледяной воды. Исхудавший от постов и выпивки, он был весьма истощен и физически слаб, поднялся жар и на рассвете 24 июля 1568 года Дона Карлоса не стало…», – докладывал герцогу Альбе его агент Антонио Перес, секретарь принца, позже распускавший слухи, что принцу долгое время давали кантареллу, опасный яд, от которого не имелось противоядия…

Источник